То, что камин в гостиной Блэк-холла не был заблокирован, могло удивить любого, кроме Рагнара. Волшебник знал, что сегодня вряд ли кто явится сюда без приглашения или разрешения единственного хозяина – хозяйки – и потому решил не сообщать Друэлле о своём визите. Во-первых, женщина стопроцентно бы отказалась, мотивируя свой отказ тем, что, дескать, она не маленькая девочка (следом пошла бы тирада о том, что Рагнар ей не такой уж и родственник). Во-вторых, она была, пожалуй, права: всё-таки, это её личная трагедия, и выносить сор из избы не следовало даже в такое хмурое время. В-третьих, насколько Бэгнольд знал, Друэллу так же должны были увести на допрос – и вряд ли бы она оттуда вернулась в добром настроении.
Все три причины как нельзя чётко и ясно говорили, что вообще нечего соваться к миссис Блэк – ни сегодня, ни даже завтра – но раз родная сестра Друэллы не сочла нужным поддержать её, то поступить настолько же по-свински Бэгнольд не мог.

Эльфы в доме Блэков были очень забавными. Когда Рагнар только вышел из камина, они, совершенно синхронно и даже в какой-то мере строго на не взглянули, а затем разошлись по своим делам. Это удивило норвежца: неужели они даже не подстрахуются? Но, наверное, эльфийская магия была более чуткой, чем у волшебников, и поэтому они сочли его… кем? Родственником? Мнится, они Атенаис-то не особо признавали. Конечно, можно было всё сбросить на смягчающие обстоятельства в виде смерти Сигнуса, но не до такой же степени кручиниться прислуге…

В любом случае, Рагнар сел в кресло и принялся ждать Друэллу. Задняя мысль мелькнула и погасла: это же надо такое, вдову проведывает очень женатый мужчина. Вот узнал бы кто – слухов бы Друэлла не обобралась.
На каминной полке было несколько колдографий, но скудного света лампад и свечей не хватало. Чтобы рассмотреть их детально. Но Бэгнольд и так отлично знал, что и кто на них запечатлён: сама Друэлла на одной, теперь уже покойный Сигнус – на другой, и колдография с их свадьбы на третьей. И ничто не говорило – даже намёками – что в этом доме когда-то жили их три дочери.
Бэгнольд вспомнил Нарциссу, присутствующую на похоронах. Помнил так же про Андромеду – которой там не было – и про то, как она, по словам Друэллы, ушла из дома с магглом. Или с магглорожденным – разницы-то никакой. Помнил и про существование самой старшей дочери, но о ней знал мало, а слышал – и того меньше. Словно растворилась, и всё.

Из соседней комнаты послышались какие-то звуки – это наверное, миссис Блэк вернулась домой. Рагнар поднялся с кресла – одновременно с этим его движением Друэлла вошла в гостиную.
- Извини, что без предупреждения, - пожал плечами норвежец, - но я…
Что именно – он не закончил, с подозрением и оттенком опаски взглянув в лицо женщины. Затем осторожно, чуть настороженно спросил:
- Друэлла?..

Отредактировано Ragnar Bagnold (2012-10-20 15:51:01)

Рагнар слепо, немо и с непередаваемым восхищением смотрел на свояченицу.

Непокорённая, несломлённая, не согнувшаяся.
Прямая, как палка. И гордая. Как Блэк.

То, как Друэлла цедила сквозь зубы имя Миллисент; то, с каким нескрываемым презрением и омерзением произносила: «эта твоя дочь»; то, как при этом метала молнии злым и сокрушительным взглядом… Бэгнольд просто не мог, не имел права и возможности не то, что сказать слово – начать нормально дышать. Ему казалось, что воздух стал непригодным для дыхания – твёрдым, или жидким, или вообще исчез, и теперь его лёгкие пожирают сами себя в попытке ухватить хотя бы каплю спасительного кислорода. Но его не было – была только леди Блэк, стоящая напротив и швыряющая маленькие статуэтки на пол.
Рагнар заворожено наблюдал, как Друэлла поднимала и опускала руки – и при каждом этом её незамысловатом и простом жесте чёрные рукава тяжёлого платья соскальзывали по коже, открывая взору тонкие изящные предплечья. Каким-то симфоническим аккомпанементом к этому прекрасному в своей агонии зрелищу звучал её резкий и сухой голос: свояченица прямо в лоб говорила то, что думала, и эта прямота обезоруживала.
Из головы в одно мгновение вылетели все мысли и предположения – Бэгнольд думал, что встретит здесь сломленную женщину, уставшую и раздражённую, но пред ним предстала настоящая фурия, жаждущая мести.
И Рагнар про себя подумал, что ох как несладко придётся тому, кто будет отвечать перед ней за смерть мужа.
Такие женщины, как Друэлла Блэк, были не просто роковыми или опасными – они были смертоносными. И только сейчас, на седьмом десятке, Бэгнольд это понял.

- Она не имеет к моему визиту никакого отношения, - мягко произнёс норвежец, ощущая себя непривычно: он оправдывался. Такое с ним случалось считанные разы в жизни, и все эти моменты ему не хотелось вспоминать: тогда он был слаб.
Но кто, скажите мне, не будет выглядеть ничтожным рядом с Друэллой в таком состоянии?
Рагнар смотрел, как ладони свояченицы ложатся на мраморную каминную полку, как она не может пересилить себя – и не опирается на мрамор, продолжая всё так же стоять, упираясь невидящим взглядом себе – и всему миру – в  душу.
Если бы кто-то спросил, что достойно восхищения в этом мире, Бэгнольд назвал бы свою жену.
Но сейчас Друэлла Блэк была достойна чего-то большего, чем простое смертное восхищение.
Она была достойна поклонения.

Как себя вести с женщиной, которая презирает жалость? Как себя вести со свояченицей, которой эта жалость не нужна, и которая любое проявление сочувствия с его стороны воспримет как личное предательство и оскорбительное снисхождение? Бэгнольд чувствовал себя загнанным в угол.
А ещё он ощущал, что только что произошедшее – просто затишье перед бурей, не более.
- Слушай, Друэлла, я никогда не лицемерил перед тобой – и не собираюсь опускаться до такой низости, - на всякий случай приподняв ладони в жесте капитуляции, начал норвежец, ступив несколько шагов вперёд. – И я знаю, что никаким словами и действиями Сигнуса не вернуть, - ещё спокойней, словно разговаривая с миллионы раз преданным человеком, продолжил он. – Но ещё я знаю, каково это – терять близкого и любимого человека.
Слишком не вовремя в памяти всплыло воспоминание про жертвоприношение и последующую за ним смерть Раннвейг – голос предательски надломился.
Бэгнольд положил ладонь на плечо Друэллы – в блестящем стекле колдографии напротив отражались её тёмные живые глаза, так не похожие на льдисто-синие глаза сестры.
- И ты знай: ты не одна.

Бэгнольд чувствует себя не на своём месте: под прицелом цепкого и внимательного взгляда – не уставшего, не потерянного, волевого – ему кажется, что что-то не так. Ощущение привычной собственной значимости и уверенность в себе, обычно такая непоколебимая, теперь смущённо  жмётся к тонким стенам его души, и Рагнару совершенно непонятны эти неконтролируемые перемены.
Подумать над собственным состоянием он ещё успеет, немного позже: сейчас не стоит быть эгоистом. В присутствии Друэллы Блэк это становится смертельно опасно.

Тонкие пальцы волшебницы отщипывали по лепестку из букета лилий – самых ненавистных ему растений – но несколько мгновений сознание отчаянно издевалось над ним, вновь и вновь подсовывая воспоминания об этих же пальцах, но на его ладони. Вопросы, которые задаёт женщина, невыносимо правильные и ужасно жестокие, и норвежец какую-то секунду тщательно обдумывает свой ответ.
Он вспоминает ту животную, первобытную ярость, с которой всего две минуты назад Друэлла произносила имя его дочери, затем в памяти вырисовывается образ фотографа-журналистки, которая этот же неучтивый злой тон умело сокрыла под напускным уважением. Забавно. Сколько всего разного происходит в этой стране, а всегда в эпицентре оказывается его дочка. Это, наверное, карма.

Бэгнольд не спешит отвечать: под этим взглядом не солжёшь, но говорить в лоб всю правду Друэлле сразу же после похорон единственного человека, который прежде её мог поддержать, было невежливо. Хотя, какая к цвергам вежливость? Прошло то время, погибли те нравы.

- Друэлла, ты знаешь, что я к тебе всегда относился, практически как к родной сестре. Но ты уверена, что хочешь знать ответы на эти вопросы?
Тяжёлый выбор. Особенно в свете последних событий.
Рагнар проводит рукой по волосам, собираясь с мыслями, и нехотя, через силу, начинает рассказывать:
- Ни магия, ни эльфы, ни охранные заклинания не противодействовали потому, что убийца – кровный родственник, который имел прямой доступ в поместье в абсолютно любое время.
Норвежец постарался сказать это чётко и сухо. Но несколько более быстрым темпом, чем обычно – ему казалось, что такая выкладка фактов будет менее болезненной. Менее грубой.
Менее предательской.
Он долго думал, как же могли убить Блэка в его собственном доме – пока шёл процесс прощания с Сигнусом, пока он не покинул его поместье после окончания похоронной церемонии. Всё казалось слишком притянутым за уши, звучало абсурдно и нелогично, казалось дурацким и глупым. Чтобы кто-то родной убил Блэка? Судя по отношениям в этой семье, никто подобному не удивился бы сверх меры, но Рагнар так же умел складывать свои слова и явные аргументы.
Кто-то, кто имел абсолютный доступ в поместье.
- Доступ, завязанный на крови, - добавил волшебник, совершенно не осознавая, что сказал это вслух.
Когда он сообразил, что только что слетело с его губ, Рагнар пытливо взглянул на Друэллу.

Вряд ли кто-то специально взял у Сигнуса крови. Чтобы потом с нею мог проникнуть в поместье. Да и сам Блэк не сопротивлялся – значит, хорошо знал убийцу.
Слишком хорошо.
Резкие, хлёсткие слова волшебницы, её сухой, полубезжизненный голос.
Такой же, как и полуувядшие стебли лилий, брошенные на пол.
Хотелось сказать: «За все свои действия рано или поздно приходится расплачиваться», но сейчас это звучало бы триумфально, саркастично, и совершенно неуместно-едко.
Норвежец подошёл к Друэлле, легко и просто обнял её за плечи.
- Ты справишься. Я это знаю. Только послушай меня, пожалуйста, очень внимательно, - Рагнар положил ладони на плечи волшебницы и легонько её встряхнул, заглянув в тёмные глаза. – Задай себе вопрос: выдержишь ли ты правду, когда она откроется? Сможешь ли принять её, как факт? Ты – Блэк, Друэлла, и никакой Лорд тебе не указ.
Пусть, по твоим словам, он и подписал смертный приговор твоему мужу.

В присутствии Друэллы мысли текли медленно и в очень странном направлении. Это отмечалось на автомате – так, как какие-то детали, отмеченные благодаря излишней наблюдательности. В мире людей, которые ценили только жизни родных людей, кроме своей собственной, было много негласных законов. И сейчас Бэгнольд думал, что, будь их нарушения наказуемы – его можно было отправлять на пожизненное в тюрьму.
- Именно кровный, - согласился волшебник с неведомо откуда взявшейся тяжестью в низком голосе, отходя от женщины. – Блэк по праву рождения.
Когда-то давно, ещё когда он только женился на сестре Друэллы, ему пришлось пройти сквозь многие ритуалы, чтобы ввести Атенаис в свой род, тем самым обеспечивая защиту ей и их совместным потенциальным детям. Но что-то с одним ритуалом пошло не так, род стал обречён на угасание и вымирание, и даже жертвоприношение лишь немного перечеркнуло жуткую судьбу его семьи. Благо, вовремя подвернулся племянник с излишне благородными мотивами – по крайней мере, теперь не стоило переживать за жизнь законной дочки.

Рагнар обошел большое кресло, облокотился на его высокую спинку, переплетая пальцы в замок. Это слишком сложный разговор – и, что самое ужасное, Друэлла понимает каждое слово. Словно соображать она может так же, как и до трагедии.
- Здесь, правда, есть один нюанс, - проговорил Рагнар, с трудом подбирая слова. – Когда вы с Сигнусом поженились, вы совместно проводили ритуал защиты дома на крови, - утверждал волшебник, даже не допуская мысли, что могло быть иначе. – Вспомни: это было после официального магического обряда или просто после праздничной церемонии?
Рагнар действовал по первому сценарию – ему было невыгодно давать доступ в поместье ещё и родственникам жены. Хотя, возможно, тут они оба совершили ошибку.
- Если первое, то ты официально по всем магическим законам уже была Блэк, и не вносила в обряд магии Розье, таким образом замыкая доступ только на кровных родственниках. Причём, ты была в этом случае единственной женщиной, которая получила такую привилегию не по праву рождения, а из-за брачных уз. Ни одна другая миссис Блэк, которая до замужества носила другую фамилию, не имела права войти под кров вашего с Сигнусом дома, не привлекая внимания. Даже со своим ребёнком-Блэком: магия ощущает чужую кровь.
В этом деле куда лучше ей помог бы Бёрк, но где носит эту всезнающую падаль, когда его совет пригодился бы, Рагнар даже не представлял.

Бэгнольд наблюдал за метаниями Друэллы так, словно она была загнанным в угол животным и искала выход. Отчасти это было правильным сравнением, но с другой стороны всё было едва ли не наоборот.
Задумавшись, норвежец пропустил момент, когда женщина подошла к шкафу – обратно в гостиную его вернул звук разлетающегося на осколки стекла.
Рагнар быстро подошел к волшебнице, которая, развернув родословное древо, вглядывалась в линии генеалогических связей.
- Дай руку, - тихо сказал мужчина, простым движением волшебной палочки с помощью невербальных заклинаний залечивая порезы на руках Друэллы.
Единственное, в чём урожденные сёстры Розье были неотличимо похожи – ладони. Тонкие, длиннопалые, хрупкие.
Руки убийц.
И если Тесс уже давно не скрывала своего кровожадного альтер-эго, Друэлла только сейчас начинает отпускать его на волю.
Когда последний порез затянулся, оставляя на коже только тонкую красноватую полоску, Бэгнольд повернулся и невербальным Reparo восстановил стеклянную дверцу шкафа.
Потом обратил внимание на родословную Блэков.
- Если всерьёз хочешь этим занятья, можно провести ритуал поиска на крови, - глухо отозвался норвежец. – Но единственный человек, способный провести его правильно и эффективно, сейчас вообще неведомо где.
Под именем «Сигнус» магия уже вывела даты рождения и смерти. Магия уже знала, что теперь хозяйкой в доме стала Друэлла. Единолично.
- Вопрос в том, стоит ли ворошить ваше змеиное гнездо, - просто и в лоб отозвался норвежец, в упор посмотрев на волшебницу.
Это не выбор между хорошим и плохим.
Это выбор между прошлым и будущим.