Работа в застенках – циничное, достаточно равнодушное, мрачное дело. Почему-то, когда любимый писатель Флинта начинал рисовать помещение, оставшееся за этими «заплечными делами» – там обязательно: тяжелый, холодный воздух. На всех поверхностях – какой-то серый налет. Мебель – безнадежно больна или же зверски покалечена. Впрочем, этот так располагает…
Наверное, ежедневный, ежеминутный спектакль с переодеванием бойцов в некое подобие формы, смотр безнадежно-тяжелого зрелища: как штампуют ровные шаги будущие защитники Владычицы морей, наконец, скептицизм, снобизм и сарказм интеллигента из арт-класса – было какой-то отчаянной попыткой двинуться в другую сторону. В другую, прежде всего, от заплечных дел. К красоте как таковой, потому что эти самые дела никогда – никогда не бывают красивы и изящны, как бы не описывал весьма талантливый и изощренный ум. Смерть – легкими шагами не пляшет, как бы представила ее какая-нибудь симпатичная декадентка. Смерть – в стиле футуристических салонов - не курит сигаретку в длинном мундштуке. Не кутается в плащ, который обязан разлетаться тяжелыми складками. Смерти, наверное, больше подойдет новая кожанка с чужого плеча, яркая – обязательно грубой ткани рубаха, кожаные же черные штаны, наверняка, опять же – чужие хромовые сапоги. Лицо тоже оставляет желать… хотя, нет, не оставляет. Бледные впалые щеки, чахоточный румянец в белу «кокаинеточной» бледности – но это слишком… по-человечески? По-маггловски? Зато честно. Это она самая – приземленная в любом из своих воплощений, без драмы, надрыва души и полета разума в глубины или с высот.
Так или иначе – смерть приходит с целым набором отвратительных инструментов. Это всегда – пошло, низко и отвратительно: будь то смерть, на первый взгляд, избавительная, или же красиво-лирическая, мрачно-величественная или какая-то еще. Это банально, вычурно, противно.
Именно поэтому, конечно же, Флинт предпочитал жить.
У него была новая,  с иголочки,  серая шинель - наконец-то не плащ в пол, как любили эти доморощенные авроры. Флинт был доволен собой, или, вернее, портным. Глава аврората ненавидел мантии – вот уж что так любят приписывать бедной Смерти падкие на  пафос магглы.
Эти широкие рукава, капюшон или высокий ворот… какое идиотское, доходящее до кретинизма… подобие.
Глава Аврората чеканил шаги по коридору. Походка у него была хороша и ровна, не дать не взять – Прусский гвардеец.
Но вот то, куда предстояло идти… мерзкая камера с мерзкими крысами и мерзкой девчонкой.
Гэбриэл терпеть не мог мелкую грызню. Молодых максималистов, которые возомнили себя гениями и революционерами Империи. Если они собрались умирать на баррикадах – прекрасно. С одним условием – Флинт не должен был потом видеть трупов. Спотыкаться о чьи-то хрупкие косточки. Если же нет…  эти косточки можно смело запихнуть в глотку одного из зачинщиков.
Выглядело все так жалко. Просто… униженно и оскорбленно. Конечно, в курс дела можно будет ввести после… да и нужно ли? Если умрет – будет даже лучше. Будет второй жертвой «группы неизвестных молодых людей, вероятно, неким образом связанных с Пожирателями Смерти».
Флинт готовился достать из коробки подопытную мышь. Коробка открывается:
-…мисс Монтегю. – совершенно ровным, где-то учтивым тоном, строго по формуляру произнес Гэбриэл, чуть наклонив голову. Девчонка сама по себе напоминала… Мышь. Что-то серое, в какой-то пыли, растрепанное, упирающееся всеми своими коготками то ли в жизнь, то ли… то ли просто назло.
Мелкая Мышь. Доброе утро.
Флинт спокойно подошел к ней, наклонился и поднял Мышь за локоть.
-Моим постановлением от сегодняшнего числа вас надлежит препроводить… -  брезгливо огляделся, - В иное место – для выяснения некоторых деталей дела. Вопросы, - он поморщился в предвкушении мерзкой процедуры, - вы сможете задать позже. Сопровождать вас буду я, лично. – он бросил взгляд куда-то в сторону двери, где замаячила безымянная тень, - и несколько чинов охраны. Прошу вас. – Бесстрастно, будто перекладывал коробки на столе, сообщил аврор.
Зрелище было не из самых лучших. Бледная, немного посеревшая фигурка, похожая не то на привидение, не то на обитателя работного дома Викторианской эпохи – ему никаких надежд не внушало. Только тихую, совершенно естественную ненависть. Или даже какую-то невиданную ее помесь с безразличием. Вернее – ненавидел аврор само явление, как таковое – детишек с баррикад и подпольных кружков. Таких будущих цареубийц и истязателей. А вот на то, что было теперь всецело в его власти – на бесцветный силуэт Мыши, как он окрестил свою подпольщицу – ему было резко – наплевать. Наверное, можно было в данный момент просто сломать ей руку. Или шею… кости ведь такие тонкие… Вряд ли ее папенька-маменька узнают, а узнают – будут долго убиваться.  Флинт обладал для этого всеми силами, правами и возможностями – особенно для слома костей руки...
Он учтиво кивнул девушке.
-Пройдемте.- Самая мерзкая, такая легавая фраза.
Глазам открылся обшарпанный коридор, в который так прекрасно бы вписались дементоры и прочая омерзительная нечисть.
Два понурых аврора в новой форме, и, конечно же, при полном отсутствии того, что Флинт называл умом, послушно ожидавшие около камеры, без слов переглянулись, потом оба, как всегда требовал Флинт – каблуками щелкнули, выпрямились по струнке.
-Волшебную палочку мисс Монтегю, я полагаю, вы уже забрали у... господина охранника. – протянул Гэбриэл, - Что же, славно. Итак, господа – по коридору прямо. – Скомандовал с той же интонацией, как если бы говорил: «к расстрелу!».
Глава Аврората практически тащил за собой свою «Мышь», он даже не слышал ее шагов – а вот его сапоги звонко отдавали характерным гулом по плитам пола.
Безымянная тень закрыла камеру.
Конец коридора, деревянная тяжелая дверь. Кабинет. Еще одна безымянная тень из недр администрации. 
-Расписался. – Коротко кивнул Флинт, картонно улыбнувшись. Его взгляд упал на большой, правда, нечищеный годами камин. Зола, кирпичи, уголь… какие-то обгоревшие палочки-щепочки… как не противно, но пришлось повернуть голову в Мышкину сторону.
-Прошу вас. – осклабился Гэбриэл.

Отредактировано Gabriel Flint (2012-07-15 23:53:29)

-Как будет угодно. – Безразлично пожал плечами Флинт и указал понурым охранникам, - Вперед.
Авроры, все такие же понурые – еще бы: прогулка в Азкабан, направились к камину. Гэбриэлу было весьма приятно заметить, что два подающих надежды экзекутора аккуратно встали около большой и черной пасти камина, стараясь не испачкать свое новое облачение. И верно – в армии Императора Вильгельма за это били железными палками. И армия Флинта не должна ничем отличаться. Уважение - только в том случае, если человек сам себя уважает. А может на это быть способен дегенерат в грязной форме, разболтанный кретин без дисциплины, не боящийся ослушаться старшего по званию? Демократизация армии – самое отвратительное, что придумали люди в двадцатом веке. И сами же – поплатились.
Он все еще держал Мышь за руку -  и такое чувство, что она даже на подсознательном,  психологическом уровне распространяла вокруг себя ощущение какого-то жгучего лихорадочного метания и одержимости, зацикленной одержимости. Если все совсем плохо, то это не Азкабан – это Мунго. Социальная неполноценность, как считал Флинт – такая же неполноценность. Всех замкнутых, одержимых, не в меру поэтичных, всех с чертовым «пламенем душе», «сгорающих внутренним светом», всех князей Мышкиных, Раскольниковых, Хитклиффов, Жанов Вальжанов и юных  Вертеров  – в Мунго.  Насколько станет проще тогда всем остальным… конкретно - Флинту.
О чем он мечтал, и чего желал теперь больше всего – так это раздавить оба крыла оппозиции. Пожирателей смерти, обесовленных какой-то дикой, построенной на извращенном традиционализме - почти языческой - идеей своего Темного Лорда. И, конечно же – наших борцов за права человека, за терпимость, свободы и привилегии.
Это жалкое действие под маской всеобщей толерантности было столь же – или даже более абсурдно, сколько и обезумевшие кровной идеей Пожиратели.  Главе аврората уже порядком успела надоесть вся эта «общественность». Для этой огромной, непомерной массы людей под разнообразными знаменами, затеявших у него под носом гражданскую войну, у Флинта был прекрасный план в двух словах:  Авада Кедавра.
Варвары, дикое скопище пьяниц. На пути служения огромной Империи, чьи владения раскинулись по всему земному шару, чьи маги были известны даже в самых отдаленных уголках мира – нравится не могло само по себе. Но Гэбриэл просто не вдавался в подробности. Придется допросить – значит, допросить. Когда-нибудь фанатик-Монтегю скажет спасибо, что Флинт не отдал эту мелкую Мышь аврорам, любимчикам почившего Маркуса. Впрочем, опять же – придушить девочку ничего не стоило. Вряд ли будет много крика - не успеет. Собственно говоря, глава Аврората ждал, как своего облегчения – только одного. Чтобы обстоятельства – не Министр, не Визенгамот, а чертовы обстоятельства в лоб заявили ему: смертная казнь. Флинта совершенно не воодушевляла идея весь вечер провести вдалеке от Лондона за работой.  В мыслях, словно Пилату, виделась чаша с ядом. Гэбриэл безнадежно устал, «заплечные дела» имеют особенность выпивать абсолютно все имеющиеся силы, учитывая то, что допросов может быть за день не один и не два.
Он очень устал от бесконечных «спасателей Родины» - с обеих сторон, причем «спасатели» эти, судя по лицам, Хогвартс еще не окончили – или только что сдали выпускные экзамены.
Вся эта идиотская лево-правая толпа, эта солянка из максималистских выкриков буйных шестнадцати-восемнадцати лет – спасти никого не могли, разве только вписать новую страницу в вечную книгу исторического и социально-политического идиотства.
Флинт тяжело вздохнул – с какой-то безысходностью, с отношением совершенно наплевательским – на все.
Он мгновенно отпустил Мышь и тут же глянул на одного из авроров. Тот, опять же – за плечо маленькую противную девчонку... 
Тень кабинета администрации в лице старого серенького джентльмена тут же поднесла блюдце с летучим порохом.
Вспышка, еще одна, еще одна.
-Благодарю, сэр.
Выждав, Гэбриэл набрал горсть пороха в ладонь и спокойно встал в чернеющую пустоту камина. Зола, зола, зола – какой, однако же, упадок.  Огромное холодное пространство.
-Гартплейс.
Пятьдесят седьмой или пятьдесят девятый раз имела место эта операция. Откровенно говоря, Флинт уже перестал считать.
На этот раз – никакой золы. Никаких угольков – все голо, чисто, холодно.
Глава аврората глубоко вздохнул и ступил на мраморные плиты холла. Деревянные панели, резные узоры, лампы – все выглядело так, словно бы вот-вот должно появиться ужасное приведение со скорбной историей. Кровь на полу и на стенах, замазанные кровью портреты…
Впрочем, Флинт смотрел не вокруг себя. Его взгляд, увы, снова поймал Мышку и его личною охрану. Единственная реакция, вызванная этим фактом: «всех - утопить». Тоска. Болезнь доктора Фауста успешно паразитировала.
-Наверх, в западное крыло. – Равнодушно отрапортовал Флинт, отряхивая с перчатки маленькие черные пылинки, - И не беспокоить меня, по меньшей мере, около тридцати минут. – Он развернулся, и, конечно же, направился в сторону знакомого узенького коридора – на воздух, вон отсюда. Почти у самой двери Гэбриэл остановился и снова окинул взглядом своих подчиненных.
-Не трогать. Поняли меня? Отлично. –Дверь закрылась, как врата ада, с жутчайшим грохотом.
Всех - утопить…

Отредактировано Gabriel Flint (2012-07-16 20:23:08)

Погода была пасмурной, но без холодного ветра, как, впрочем, и в большинстве случаев на южном побережье в это время года - шел мелкий дождь.
Меловые скалы, огромные бледные великаны, величаво возвышающиеся над морем, будто гудели под напором волн.
Гэбриэл Флинт шел по небольшой тропинке, прочь от ворот дома. Вдоль самого гребня скалы, плоско обрывающегося над холодным морем. Одного взгляда на колючую воду достаточно, чтобы понять времена пиктов и кельтов, когда считалось, будто конца-края этой воде не увидеть, а у мифического предела вод живут люди с песьими головами – страшные, дикие, темные.
Всматриваясь с высокого края обрыва в это море, в убегающие влево и вправо до самого конца белые окаемки скал, Флинт ощущал себя так, словно бы играет с кем-то в гляделки – и этот внимательный, глубокий взгляд заведомо обещал его пересилить.
Белые каменный стены острова помнили времена викингов, приплывших на своих кораблях к берегам Британии; римлян, пришедших строить здесь, на месте священного и мрачного капища –провинцию великой Империи. Точно так же, как сейчас встречали Флинта – они встречали много лет назад Непобедимую Армаду Испанского Короля, они помнили хищные легкие суда Дрейка и Райли.
Глава Аврората, скрестив руки на груди, остановился на скале над самым морем, правда, не собираясь еще ближе подойти к краю.  На Флинта находило ощущение страшной тоски и безысходности – и Гэбриэл прекрасно знал, что ему это никак не побороть. Белые камни, серое море, зеленые ровные поля и легкое темнеющее небо, небольшой особняк  на скале – все казалось настолько незыблемым. Особенно по сравнению с полупрозрачным существованием самого Главы Аврората. Как бы Флинт не стремился отдать себя на алтарь служения Британии, сейчас – он заглядывал в ее глаза, как в глаза древнего, кольцом свернувшегося на своих  сокровищах дракона – и ему становилось жутко.
Что-то не то было во всем окружающем – в воздухе, вечно живой темной зелени, старом саду, каменном фундаменте…
Само местоположение поместья, вернее, его новое назначение в качестве дома пыток выглядело настолько пошло и надругательски. Все равно, как если превратить дворец – в казармы, церковь – в склад, а на кладбище устроить стоила и коновязь… Концентрационный лагерь в старинных палатах, тюрьма в музее, колония для малолетних преступников в молельном доме.… Человек умудрился со всей своей свободой, которой его щедро напоили последние годы, сделать столько извращенного, приземленного и воистину – тупого, бескультурного,  противного красоте и порядку – что трудно уложить в стопку хоть какой-то нормы. Магглы? Да, мерзкие, недоразвитые существа. Недолюди? Должно быть. Откуда пришли эти тюрьмы-поместья? Эти усадьбы-психбольницы? Разве способен на это был преемник поколений, живших в легендах о короле Артуре и Мерлине, о Тристане и Изольде, о магии Авалона? Что такое, в сущности, волшебник... Что есть выше этого понятия? Философы и ученные, воспетые магглами, практически единодушно пришли путем долгих изысканий к выводу: человек – венец творения. Какой бы не была цепь, человек – самое первое, самое лучшее звено. Человек – плод разума, контролирующего инстинкты,  нашедший им новое толкование, применение и место. Он стремится объять необъятное, его подсознание – велико. Его будущее – светло и прекрасно. А что такое этот самый «человек» - как звание, похвала и титул – но помноженный троекратно, пятикратно – на способности мага, хотя бы на самые средние… Кровь – великое дело.
Каждый раз, глядя на себя со стороны, Гэбриэл как неоспоримый факт мог засвидетельствовать: все его сложение, моральное и физическое устроение, его способности – во многом не личный, но общий результат. Кровь: поколения волшебников – сильных, чьи способности были не ниже, а иной раз выше иных, приспособленных к этой жизни, стойких к окружающим их стихийным явлениям жизни в любом виде и форме. Чистая кровь… как это казалось незыблемо когда-то – как Империя, как Британия, честь и верность.
А теперь, представляя себе ненормальное, обожженное изнутри каким-то подсознательным жаром маленькое существо, со сдающими то и дело нервами, мятежным нутром и, самое главное – вечными всполохами, всполохами… мечущееся, словно затравленная лисица, попавшая в капкан и больная желанием отгрызть себе лапу… это – результат. Это плод чистой крови. Такие же больные – отец, мать… скорее всего, братья и сестры, если они есть.
Флинт сам не понимал, какая сила заставляла его спокойно чеканя шаг идти обратно по дороге, браться за холодное кованное железо калитки, подниматься по каменным ступеням.
Ради чего? Смотреть в глаза смерти своей же, чистой крови волшебников, перенявших суть от сути времен Мерлина и Морганы.
В этом было что-то от типично маггловских бомбистов, полоумных народников, гениев от революции и новой идеи.
Страшно было не это явление – но то, что Флинт не мог себя заставить просто так, не глядя на эту маленькую Мышь – просто снять с нее одежду, поставить к стенке и дать команду… смертный приговор. В расход. В расход. В расход. Сколько раз под этими словами стояла красивая витиеватая подпись: Флинт, Глава Аврората, но как же мало и бесцельно. Глядя на то, сколько приговоров, сколько бумаг на его столе горели криком здравого смысла о казни, Гэбриэл постоянно задавался вопросом – а есть ли он, этот британский народ, чистая кровь, верность и честь нации. Нет.
Флинт видел в глаза этот народ. Мечущийся, безликий, держащий достоинство и честь не из природного чувства, но из больной, кровавой преданности своему идеалу, пришедшему не столь уж давно – и готовящемуся через десятилетия потеряться в архивах Английской истории.
Для Главы Аврората - это была кипучая ревность: это государство, построенное не только им и Милли за последние пару лет, а постоянно растущее и идущее вперед за счет крови, нечеловеческих усилий и способностей – не заслужило такого служения, как новомодные кружки. Власть крови, власть Британии – не в чести. Но стоит сказать о Дамблдоре – мерзком проявлении хваленой толерантности, или Темном Лорде – смертельной болезни шовинизма и традиционализма – они сразу были готовы стать рыцарями в коронах, мучениками и солдатами. Это все - неблагодарная, столь продажная масса… впрочем, неважно.
Флинт стоял в плохо освещенной комнате. Стены обшиты темными панелями, какие-то резные фигурки, узоры, занавешенные плотными и грубыми шторами окна, холодные каменные полы – гладкие и ровные, которые отмыть от следов ничего не стоит. Тяжелое железное кресло с этими мерзкими «браслетами», чуть поодаль – стол, еще одно кресло... И Мышь, конечно.
Мышь.
Гэбриэл повернулся к ней лицом и сделал легкий кивок головой.
-Мисс Монтегю. – Опять же равнодушно произнес аврор, соблюдая церемониал. Только сейчас Флинт заметил, что фигура эта обрела краски. Мышь его, теперь в белом платье, как подставная ведьма для инквизиции – бледная, со светлыми глазами, чуть резкими чертами лица. Почему-то только сейчас Глава Аврората обратил внимание на то, что ее волосы были рыжими – ни дать, ни взять – кельтская ведьма с картины Эдмунда Лейтона.
Тяжелая дверь плотно закрыта. Стены достаточно толстые, ни звука не слышно – совершеннейшая тоска.
-Предпочитаю - сразу к делу. Насколько вы знаете, ни мне, ни Министерству борьба двух направлений оппозиции – ни к чему. Англии – тоже. – Сцепив руки, Флинт в своем тоскливом бесчувствии мерил шагами комнату, - Вот это, - он подошел ко столу и указал на лежащий на нем сверху белый лист. Формуляр… - Для ваших показаний. – Он поморщился, словно бы ему стало физически неприятно – И если в вас осталась еще хоть капля достоинства – на то, что я сейчас вам предложу сделать, вы никогда не согласитесь. – Он указал на бланк.  Конечно, сдавать друзей или просто таких же больных единомышленников она  наверняка не станет. Доносы – слишком, даже для этой категории людей.
Флинт держал волшебную палочку в руках.
-…и, значит, допрос, - что он будет с пристрастием – никто не обсуждал, - …неизбежен сам по себе. – Спокойно, типичным светским тоном продолжил аврор, снова сделав вперед пару шагов, чтобы хорошо видеть лицо своей Мышки.
Он достал из нагрудного кармана бордовый красный платок и ловко свернул в жгут, - Возьмете? – вопрос прозвучал весьма учтиво.

Отредактировано Gabriel Flint (2012-07-19 00:44:38)