Начать с того, что Марли был мертв. Сомневаться в этом не приходилось.
Северус все же постучал пальцем по заидневелому стеклу аквариума, но гуппи признаков жизни не подавал. Снейп выругался.
Оно не удивительно - если не кормить рыбку два месяца, она с большой долей вероятности сдохнет, но Марли заслуживал лучшей участи. В конце августа, в прошлой жизни, когда мир был не настолько паршивым местом, Снейп купил дюжину гуппи на опыты. Половина из них склеила ласты после первой капли едкого зеленого зелья, остальные отсеялись в течение недели, пока непризнанный гений зельеварения выводил новый сорт отравы. И только Марли, который тогда был просто “экспериментальным образцом 14-В”, упорно нарезал круги по аквариуму. За это он Северусу и нравился - такая же скользкая живучая тварь - в синем гуппи Снейп чувствовал родственную душу. А тепарь Марли мертв. Еще одна жертва войны.
В детстве Северус видел холодное Ирландское море, и последние полтора месяца не мог думать ни о чем другом. Он представлял себя, все, что было у него в жизни раньше, рисунками на берегу, и теперь смотрел, как вечная стихия смывает то, что он хотел забыть, и то, что он хотел помнить. Волна за волной.
Он смотрел, пока не понял, что почти не чувствует ни боли, ни сожалений. Все сместило глухое спокойствие. Он смотрел на рыбку и думал о том, как правильнее будет потом сказать: что он ее выбросил, похоронил или, может, утилизировал. А о себе? Как правильней будет сказать о себе: что он спасся на этой войне, всего лишь уцелел, или, может, выжил - последнее, чем стоило гордиться?
Он хотел бы испепелить маленький трупик, чтобы окончательно освободить рыбешку от этого сумасшедшего мира, но палочку ему еще не вернули. Прилизанный помощник судьи с голосом плохо настроенного граммафона велел прийти за ней на той неделе. Копать ямку в саду не было сил, Северус и до дома-то едва дотащился. Перехватив поудобнее пузатый аквариум, он поднялся в ванную комнату и без колебаний вылил застоявшуюся воду вместе с цветными камушками, пластмассовым замком и побелевшей тушкой рыбки в унитаз. В конце концов, Снейп был уверен, что его собственные проводы в мир иной будут немногим лучше. Вот и нечего.
Вода в ванну набиралась целую вечность. Снейп терпеливо ждал, привалившись к растрескавшемуся кафелю стены - что-что, а ждать он за последние месяцы научился. После стянул мантию и ботинки - единственное, на что хватило сил - тяжело перевалился через бортик и погрузился в немного затхлую, но восхитительно горячую воду.
Казалось бы, человек, который провел под следствием два месяца, полтора из них отдохнув в Азкабане, должен стремиться к другим радостям - нормально поесть, просмотреть последние новости в “Пророке”, выспаться, в конце-то концов. Но не Северус, ему больше ничего не хотелось. С той последней октябрьской ночи, когда он рухнул на поттеровский ковер, отказываясь верить увиденному, когда боль утраты пришла и отказалась уходить, став настолько привычной, что он больше ее не замечал, Снейп ничего не чувствовал. Кроме холода. Единственное, о чем мечтал убийца и предатель до и во время судебного разбирательства - о горячей ванне.
Северус сделал глубокий вдох и опустился на дно. Сквозь рябь на поверхности он рассматривал грязный потолок и думал о том, что выныривать совершенно не обязательно. Здесь было тихо, тишины ему не хватало. В Азкабане что-то звякало и скрипело, где-то капала вода и выла собака, кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то говорил со своими демонами. На допросах авроры кричали и чего-то требовали, но Северус никак не мог сосредоточиться, чтобы понять - чего именно. В судебном зале тоже стоял гам.
Воздух заканчивался, но Северус не мог заставить себя вынырнуть - здесь было тихо. Даже надрывный детский плач, который временами слышался Снейпу, не мог пробиться сквозь толщу воды. Горло пекло и болело, но это была правильная боль - его плата за то, чтобы тишина стала вечной. И когда над водой склонилось знакомое лицо, он только удивился, что все произошло так быстро и незаметно. Северус медленно вынырнул, чтобы оказаться нос к носу с той, что убила его, позволив убить себя. Он не узнал свой голос:
- А я-то думал, что попаду в ад.