Когда моя рука легла на дверную ручку, часы показывали примерно без пятнадцати полночь. Сегодня я мог вернуться домой во сколько угодно, ведь Катарина и Блейз уехали к ее маме, а значит в гостиной меня никто не ждал. Что ж, славно.
Я со спокойной душой приоткрыл входную дверь, но решил еще ненадолго задержаться на улице. Нет правда, в тот момент я чувствовал себя настолько прекрасно и легко, что оставалось добавить единственное недостающее звено в мою цепь личного удовольствия, и я почувствовал бы себя лучше всех дремлющих и бодрствующих в этой прохладной лондонской ночи.
Кэт ругала меня за пристрастие к табаку, но я ничего не мог с собой поделать - он был моей отдушиной, моим личным антистрессовым составом, моей неотъемлемой частью.
И в тот момент мне показался таким забавным наш договор о том, чтобы я не курил дома. Ведь я мог перехитрить ее, просто ненадолго задержавшись у входа, выкурить столько, сколько в меня влезет, насытиться дымом всего в метре от прихожей, и это никак не считается нарушением нашего негласного соглашения.
Разве могло быть что-то лучше?
Темно-алое небо уже укрылось одеялом из первых звезд. Пар изо рта напоминал о том, что весна обещала быть холодной. Даже не холодной, нет. Прохладной. Действительно все, как я люблю, и я мог бы наслаждаться этой атмосферой природного уюта до самого утра.
Единственное, чего я не учел в тот вечер - это силуэт человека, стоящего прямо за моей спиной. Он подошел на расстояние десяти метров и что-то громко сказал. Нет, я все прекрасно расслышал, и так же прекрасно знал, что значило это слово, да я даже хотел бы сказать что-то ему в ответ, но вот контрзаклинаний на проклятия такого уровня еще не придумали.     
Я не смог осознать, что же произошло. Мир стал понемногу уходить от меня куда-то вглубь, а я начал отчаянно цепляться за реальность, чтобы не упасть в обморок и не стать еще более легкой добычей для своего убийцы.
Мне кажется, что целостный я разделился на два не зависящих друг от друга человека. Первый я, стоящий около двери собственного дома и сжимающий губами незажженую папиросу, достаю из кармана палочку, чтобы прикурить. А вот и второй я, но двумя секундами позже, оглушенный заклятием и лежащий на мраморных ступенях, стараюсь прийти в себя и все-таки укрыться от нападавшего хотя бы в коридоре. Мой дом - моя крепость, не так ли? 
Моя первая мысль - сбежать. Сбежать подальше, сбежать от самого себя, от боли, которой сопровождалось каждое движение, от крови, которая тонкой струйкой бежала из носа. Кровь... почему она не останавливается? Почему я все отчетливее ощущаю тепло на лице и шее, тепло, которое уходит от меня, которое скоро покинет меня насовсем.
Неужели я умру? Нет, такого просто не может быть! 
Я опускаюсь в кресло, но уже через минуту понимаю всю глупость своего поступка. Я один. В огромном доме. Меня прокляли. И никто сейчас не сможет мне помочь. Никто даже знает об этом. 
Хотя почему никто... Человек, сделавший это, прекрасно осведомлен о моих мучениях, и мне становится тошно оттого, что он сейчас, наверное, упивается своей изобретательностью, упивается мыслями о моих муках. Или мне тошно, потому что в мозг поступает все меньше и меньше кислорода? А вдруг он сейчас зайдет в дом, чтобы убедиться, что прикончил меня? Не знаю, но думаю, что все же стоит найти хоть какую-то помощь, чтобы не откинуться прямо здесь.
Меня шатает, как в лучшие из дней на побережье Красного моря. Правда, тогда всему виной было непомерное количество алкоголя, а сейчас - банальная потеря крови, которая текла из меня как ручей из водоема, которому предначертано в скором времени иссохнуть.
Но все же я двигаюсь. Примерно за минуту прохожу путь от кресла до стены, заношу свое тело в камин, стараюсь как можно четче проговорить первую пришедшую мне на ум локацию, и тут же, захлебываясь собственной кровью, начинаю откашливаться:
- Дом Забини.

Перелет показался мне бесконечным. Сделав шаг из камина, я хватаюсь за первое, что попалось под руку, чтобы не упасть, и снова громко кашляю, оставляя на нежно-персикового цвета ковре обширное кровавое пятно. 
Краем глаза я замечаю ее. Элизабет стоит в трех метрах от меня, пытаясь рассмотреть полуночного гостя и разуверить себя в том, что все происходящее действительно разворачивается на ее глазах.
Это не обман зрения, не игра воображения, и я, не в силах дать ей лишнюю секунду на размышление, произношу:
- Мам...
Мой голос похож на хрип, но звучит он все еще отчетливо. Не могу сказать ни слова более. Кровь подступает к горлу, и я, чувствуя солоноватый привкус железа во рту, утираю губы рукавом, чтобы не выпустить ее наружу.

Как же мне повезло, что Элизабет оказалась дома, что она стояла возле камина, а не скрывалась наверху или в спальне.
Боюсь, я бы просто не докричался.
Я чувствую приятную прохладу на щеках, которые в тот момент кажутся мне поверхностью распаляющегося вулкана. Мама поворачивает мою голову, и я невольно подчиняюсь ее рукам. Она встревожена. Никогда раньше я не видел ее такой напуганной и сосредоточенной одновременно. Я и забыл, какая она сильная и решительная в моменты принятия сложных решений. И я полностью отдал себя во власть этой женщины. Она подарила мне жизнь однажды, значит, она сможет сделать это и еще раз.
Опускаю взгляд и вижу, как она уверенными движениями исследует мой торс, тщетно пытается убедить себя в том, что это какая-то рана, что-то, что можно залечить, зашить, залатать. И откидываю голову на спинку дивана, чтобы не увидеть ее разочарования в момент, когда мама поймет, что это все-таки нечто неизлечимое.
- Каин..дорогой…Это проклятие? Каин, что произошло?
Я стараюсь собраться с мыслями и понять, на какие слова сейчас стоит потратить силы. Во-первых, выдать все, что со мной произошло в хронологическом порядке, чтобы мама хотя бы знала, что стоить предпринимать, во-вторых, попросить, чтобы она вызвала группу расследования, которая еще могла бы засечь какую-то остаточную магию, пока та не рассеялась, и поймать этого чертова ублюдка, и, в-третьих... нет, это должно было быть во-первых! Нужно срочно предупредить Кэт, сказать, что им с Блейзом ни в коем случае нельзя приближаться к нашему дому, нужно защитить их во что бы то ни стало!
- Милый? - Элизабет проводит по моим волосам, и этот жест как будто бы дает мне немного сил для дальнейшего существования.
Я приподнимаюсь на локтях и, уже не видя лучшего выхода, чем просто проглатывать текущую изнутри кровь обратно, выдаю фразу, которую не должен был говорить, но которая в тот момент по-настоящему завладела моим разумом. И как бы ни хотел я думать о Катарине, о сыне или о маме, проклятье было пущено в меня, и это именно я сейчас не могу сделать вдох, не выплеснув наружу с полстакана собственной багряно-алой жидкости.   
- Мам, я не хочу умирать.
Впервые за эту нашу встречу мы смотрим друг на друга. В моих глазах страх и паника. Я прекрасно понимаю это, но ничего не могу с собой поделать. Глаза матери сейчас являются отражением моих. Она напугана точно так же, если только не больше, но, честно признаться, я не чувствую в этом своей вины.
Я вообще не ощущаю ничего, кроме бесконечного страха, который, в прочем, действует на меня подобно анестезии. Сковывает все остальные мысли, не позволяя вспомнить хоть что-нибудь из известного мне о проклятиях такого типа.
Рассказать, поделиться хоть чем-то, успеть... я должен.
- Я был возле дома, зашел уже домой... - прогоняя обморочную пелену, я немного подождал, пока утихнет шум в ушах. Только не терять сознание, не терять сознание, думать обо всем, о Кэт, о Блейзе, о маме, о Корделии, только не закрывать глаза, не падать в обморок, не уходить.
- А затем вышел на улицу. Покурить. - Это слово я добавил с особой осторожностью. - И даже не заметил... что кто-то за мной следил. Я... я не видел, кто. 
За время столь краткого рассказа крови во рту скопилось так много, что я по инерции просто выплюнул ее на пол справа от себя. Признаюсь, мне было совершенно не до норм эстетической морали. 
Так. Это уже слишком плохо.
Я провожу рукой по подбородку и шее, надеясь вытереть следы чужого преступления, и лишь сейчас понимаю, что вся моя рубаха выше груди насквозь мокрая. Что!? Когда она успела? Прошло ведь не больше пяти минут, нет, такого просто не бывает, не бывает, кровь не может течь с такой скоростью. Я... я еще не готов, нет-нет, только не сейчас.
Еще слишком рано!